Actions

Work Header

Chapter 6: Юй Вань Тан

Notes:

Юй вань тан – суп из рыбных шариков, мягкость которых может быть разной, но мой любимый вид – самые мягкие, поэтому их очень сложно брать палочками, не сломав.

(See the end of the chapter for more notes.)

Chapter Text

 

Вэй Усянь идет по горному хребту высоко над городом Цайи, ступни тонут в густом тумане. Он подносит к губам Чэньцин.

Ясное утро будто прохладными пальцами нежно скользит по затылку. Позади фыркает Яблочко, продолжая ненасытно жевать высокую желтую траву.

Серебристый голос флейты разносится далеко, звеня на горных склонах знакомой мелодией.

В первые ночи в дороге Вэй Усянь все время играл песню Лань Чжаня, потому что, закрыв глаза, мог представить, что тот сидит рядом и играет вместе с ним на Ванцзи, и тогда все идеально становилось на свои места – они вместе, дыхание и тело сплетаются в единой мелодии.

Когда первая боль утихла, Вэй Усянь играл эту песню потому, что она красива. Просто для удовольствия он не играл на флейте очень давно. Во время путешествия он выбирал и другие мелодии – случайные колыбельные или местные народные песни, – но мелодия Лань Чжаня всегда оставалась его любимой.

И сейчас, стоя на том самом месте, где они разошлись, он играет именно ее, потому что она дает ощущение дома.

Музыка разливается вокруг, даря сердцу умиротворение, но мысли по-прежнему неспокойны. Все же было крайне неумно с его стороны почти добраться до Облачных Глубин, но не отправить заранее никакой весточки о своем появлении.

Если Лань Чжань не знает, что он едет, – будь прокляты собственная непредусмотрительность и закончившаяся бумага! – то возможны несколько вариантов развития событий.

Первый – он сейчас закончит играть мелодию, окончательно потеряет самообладание и вернется в Цайи. Не самый лучший вариант, но он делал и вещи куда более глупые, чем взобраться на гору, чтобы просто сыграть песню.

Второй – он все же дойдет до Облачных Глубин, но его не пустят дальше ворот, потому что Лань Чжань занят. Тоже не очень хороший, но вполне ожидаемый исход.

И третий – он все же войдет в Облачные Глубины, подождет несколько часов, чтобы увидеть лицо Лань Чжаня, и к концу дня снова отправится в путь. Вот это идеальный расклад!

Доигрывая последние ноты, Вэй Усянь готовится одолеть оставшуюся часть подъема до Облачных Глубин. Даже если его не пустят дальше ворот, он сможет порасспрашивать охранников, как дела у Ханьгуан-цзюня, а если повезет, среди адептов на посту будут те, кто относится к нему достаточно хорошо, чтобы ответить. Даже просто послушать, как кто-то говорит о Лань Чжане, будет для него счастьем…

– Вэй Ин.

Дыхание сбивается.

Он оборачивается.

В нескольких шагах от него стоит Лань Чжань: глаза широко распахнуты, волосы черной волной спадают на белоснежное одеяние.

Глядя в его лицо, Вэй Усянь чувствует, будто что-то у него в груди встает на место. Что-то, чего ему не хватало весь последний год, без чего он не был целым, и только сейчас нашел недостающий кусочек. Его душа отчаянно тянется к Лань Чжаню, готовая вырваться из тела, лишь бы быть ближе. «Он здесь», – ликует она. Второй конец нити, маяк, что привел его домой. Он здесь. Он здесь. Он здесь.

Конечно же, ничего такого он не говорит.

– Лань Чжань, – ухмыляется он вместо этого, – каждый раз, когда я возвращаюсь, твоя заколка все выше.

– Правда? – говорит Лань Чжань и тепло улыбается, делая еще шаг навстречу Вэй Усяню. – Если бы я знал, что ты меня так встретишь, надел бы самую высокую. – Кошмар, прекрасный Лань Чжань подыгрывает его глупым шуткам. Вэй Усянь так по нему скучал.

Ему очень хочется протянуть руку и провести по серебряным изгибам заколки, а потом зарыться пальцами в прямые черные волосы. Вместо этого он лишь крепче сжимает Чэньцин.

– Я рад видеть тебя, Вэй Ин, – говорит Лань Чжань. – У тебя все в порядке?

Вэй Усянь взволнованно подскакивает на цыпочки, но, прежде чем успевает ответить, его живот предательски выводит громкую руладу. Лань Чжань хмурится и строго спрашивает:

– Ты сегодня ел?

– Ага! – с полной уверенностью отвечает Вэй Усянь. – У меня в сумке есть еда.

«Еда» – это два надкушенных красных яблока, которые два дня назад пыталась сжевать Яблочко, но выплюнула, по всей видимости, решив, что они недостаточно сладкие. Он их промыл в ручье и, почти уверенный в том, что они не червивые, убрал в сумку, собираясь попозже съесть.

Лань Чжань молчит, явно не убежденный его словами, а затем спрашивает:

– Правда?

– Ага. Определенно!

Лань Чжань протягивает руку, отдергивая длинный белый рукав:

– Тогда покажи, что это за еда.

– Хм. Я, пожалуй, вежливо откажусь, – говорит Вэй Усянь и отступает чуть назад.

Лань Чжань бросает на него сердитый взгляд и вздыхает:

– Вэй Ин, тебе нужно нормально поесть. Прошу, пойдем со мной в Облачные Глубины.

– Да все в порядке! У меня есть обед!

– Я настаиваю, – шагает ближе Лань Чжань.

От того, как близко он стоит, у Вэй Усяня сердце пускается вскачь. С такого расстояния он может рассмотреть развевающиеся на ветру волосы на его висках, приоткрытые на вдохе губы, движение ресниц и заметить взгляд, безжалостно впившийся в его собственное лицо.

Странно – за год в пути Вэй Усянь, оказывается, забыл, каким упрямым может быть Лань Чжань, как сужаются у него глаза и раздуваются ноздри, когда он с чем-то не согласен. Забыл, насколько потрясающе живым всегда чувствовал себя перед этим взглядом.

Вэй Усянь отворачивается.

– Ай, Лань Чжань, ты же знаешь, мне все равно не нравится ваша гусуланьская кухня, а ты, должно быть, очень занят! Я могу спуститься в Цайи. Ты глава клана и не можешь тратить время на случайного...

– Вэй Ин, ты для меня не случайный человек. И ты это знаешь.

Вэй Усянь никогда не устанет поражаться, как Лань Чжань, будучи таким бесстрастным, иногда может говорить настолько смущающие вещи!

– Ну, – бормочет он в ответ, – в смысле… Наверно, да, но…

– Хорошо. Идем со мной.

Через мгновение Лань Чжань подхватывает с земли сумки Вэй Усяня, в три больших шага подходит к Яблочку, берет ее за поводья и, не оглядываясь назад, идет к тропе, ведущей в гору. Яблочко послушно следует за ним.

Вэй Усяню, оставшемуся без пожитков, ничего не остается, кроме как пойти за ним.

– Что… подожди, Лань Чжань, ты, похититель ослов…

– Ты сказал «да».

– Ты знаешь, что я не это имел в виду! Вернись! Лань Чжань! Ты обманщик!

* * *

Они поднимаются по склону, держась рядом настолько, насколько позволяет извилистая тропа и осел на привязи.

Они идут мимо серых валунов и небольшого ручья, Вэй Усянь краем глаза наблюдает, как развеваются расшитые одежды Лань Чжаня, и в сердце разливается тепло. Весь последний год, сидя в одиночестве у костра, или на берегу реки, или в шумной гостинице, он представлял, что Лань Чжань, весь в белом, сидит рядом с ним. Поэтому он будет наслаждаться этим, пока возможно.

Внезапно его озаряет мысль:

– Ой, Лань Чжань! А откуда ты узнал, что я здесь?

– Услышал музыку, – отвечает Лань Чжань и замолкает. Цокот копыт Яблочка по камням перемежается с утренним пением птиц. А затем почти нерешительно продолжает: – Вэй Ин, твое последнее письмо…

– Ух ты! – восклицает Вэй Усянь. – Ты в самом деле поразителен, Лань Чжань. Последнее письмо я отправил тебе месяц назад, и ты с такой точностью рассчитал мой приезд, основываясь только на нем? Да ты просто гений!

Вэй Усянь и сам неплохо умеет рассчитывать время в пути, но он вообще-то путешествовал без особого плана, останавливался время от времени для ночной охоты, а иногда решал просто поизучать местность. И все это Ханьгуан-цзюнь предусмотрел!

– Месяц назад? – помолчав, спрашивает Лань Чжань.

– Ну да! Ой… я знаю, что долго тебе не писал, но послушай. Вообще-то, я хотел отправить тебе письмо пару дней назад. Клянусь, у меня еще оставалась бумага, в сумке лежала, но, когда я проснулся, ее там не было! И вообще это кошмарный был день, я маялся похмельем и не мог вспомнить, что делал вечером! Совсем разучился пить…

Вэй Усянь замолкает, ожидая ответа, но, когда Лань Чжань продолжает молчать, бросает на него короткий взгляд и видит, как он, хмурясь, смотрит на тропинку под ногами.

– Прости, – быстро добавляет Вэй Усянь. Чувство вины затапливает его – Лань Чжань, должно быть, расстроился, что он не написал. – Я знаю, что должен был заранее предупредить. Но в качестве извинения я обещаю примерно вести себя сегодня! И надолго не задержусь, чтобы снова не влезть в твой тайник с вином!

Уголки губ Лань Чжаня опускаются еще ниже. Вэй Усянь морщится, понимая, что только ухудшил положение.

– Ну-у, я бы, конечно, не стал копаться в твоих вещах, даже если бы остался дольше. Пьяницей за год я не стал, так что не посмел бы совать нос куда не надо. Обещаю, что буду вести себя хорошо!

– Не извиняйся, – говорит Лань Чжань после молчания, показавшегося Вэй Усяню вечностью. – Ты нисколько не затруднишь меня.

– Ладно, – бормочет Вэй Усянь, по-прежнему чувствуя себя неловко. – Как скажешь. Он беспокойно сжимает пальцы, и только когда они хватают воздух вместо привычного ремня сумки, он понимает, что поклажу до сих пор несет Лань Чжань.

– Ой, давай я понесу!

– Нет необходимости, – отвечает Лань Чжань, лишь подтягивая ремень повыше на плечо, а когда Вэй Усянь пытается схватить одну из сумок, отодвигается в сторону. Вэй Усянь изо всех сил старается не дуться.

– Лань Чжань, ну же! Мне неловко от того, что я нагрузил тебя своими вещами! – Он делает еще одну попытку отобрать сумку, но она снова оказывается вне его досягаемости.

– Мне не трудно, – говорит Лань Чжань, даже не сбившись с шага. – Разреши понести их.

– Но…

– Ты бы все равно сгрузил сумки на Яблочко, если бы я их не взял, – убеждает его Лань Чжань, не обращая внимания на протесты, и кивает на тропу: – Смотри, мы уже почти пришли.

Впереди среди пышной весенней листвы уже видна белая резная арка входа в Облачные Глубины. Как и всегда, на страже стоят два адепта, которые тут же вытягиваются по струнке, едва завидев главу клана.

– Ханьгуан-цзюнь, – вместе кланяются они, переводят взгляды на его попутчика, а затем удивленно переглядываются между собой. – Господин Вэй, добро пожаловать.

Вэй Усянь широко улыбается им, а Лань Чжань склоняет голову в знак приветствия и говорит:

– Доброе утро. Прошу, передайте на кухню, что я сегодня буду обедать рано в Цзинши. Попросите приготовить обед на двоих.

Один из адептов берет под уздцы Яблочко и уводит, вероятно, туда, где есть много зеленой травы и сладких хрустящих яблок. В его последний визит в Облачные Глубины год назад юные ученики клана Лань отчего-то привязались к Яблочку, поэтому Вэй Усянь уверен, что вернется к нему совершенно избалованное животное. Даже несмотря на то, напоминает он себе, что больше одного дня они здесь не задержатся.

– Веди себя прилично, мерзкое животное! – кричит он им вслед, в ответ получая громкое фырканье.

Чем дальше они углубляются во владения клана Лань, тем тише становится шум гор, сменяясь безмолвием, нарушаемым только случайными прохожими.

Белые гравийные дорожки в Облачных Глубинах никогда не были многолюдными, однако сейчас вокруг подозрительно много учеников, чьи возбужденные перешептывания сопровождают Вэй Усяня и Лань Ванцзи всю дорогу до павильонов.

– Слухи разлетятся быстро, – бормочет Вэй Усянь и изо всех сил игнорирует волну жара, прокатившуюся по телу, когда Лань Чжань склоняет к нему голову, чтобы расслышать слова, и почти касается плечом. – Твой дядя очень скоро узнает, что я здесь.

– Сплетни запрещены в Облачных Глубинах, – спокойно отвечает Лань Чжань. – И с каких пор тебя заботит, что думает дядя?

– Ай, Лань Чжань, кажется, я сделал из тебя бунтаря. Продолжай в том же духе, и он непременно снова примется тебя распекать!

– Вэй Ин желанный гость здесь, – ласково, но упрямо отвечает Лань Чжань. – И дядя об этом знает.

– Ого, смелый Лань Чжань! – удивленно ахает Вэй Усянь. – Ты даже говорил обо мне с дядей? Но зачем? Ты ведь знаешь, что он меня ненавидит. Поберегся бы. Ха, как вы вообще об этом заговорили…

– Никто не станет возражать против твоего присутствия. – Глаза Лань Чжаня мечут молнии, а губы сжимаются в тонкую линию. Слова звучат настолько категорично, что кажется, будто любой усомнившийся в них тут же окажется подвешен над пропастью за шиворот.

Вэй Усянь решает благоразумно промолчать.

Цзинши выглядит в точности так же, как и в тот день, когда он был здесь в последний раз. Та же полированная темно-вишневая мебель и белые прозрачные занавески на окнах. Пока Лань Чжань определяет место для вещей Вэй Усяня, тот обходит комнату, изучая обстановку.

– Даже книги на полке в том же порядке! – восклицает он, пряча улыбку одной ладонью, а другой проводя вдоль полок. Конечно же, на них ни пылинки. – Я будто и не уезжал.

– М-м, – доносится из-за плеча голос Лань Чжаня, перемежающийся звуком льющейся воды и звоном посуды. – Присядь. Я сделаю чай.

Вэй Усянь возвращается к столу и наблюдает, как Лань Чжань ставит на огонь воду и засыпает чайные листья в чайник. Сервиз тоже прежний – бежевый с голубой глазурью и тонкой красной полосой по краю. Только вот чашка всего одна.

Вэй Усянь смотрит на нее, и в глубине души вдруг начинает шевелиться странное ощущение, будто он что-то забыл. Что-то, связанное с Лань Чжанем, – хотя наверняка это не важно. Вряд ли важно.

– Неужели в Облачных Глубинах закончились чашки, Лань Чжань? – весело спрашивает Вэй Усянь. – Я, конечно, знаю, что ты скромный, но не настолько же! Что скажут люди, когда узнают, что Верховный Заклинатель не может себе позволить полный чайный сервиз?

Лань Чжань что-то неопределенно мычит, а потом говорит:

– Остальные чашки упали на пол и разбились. Мне еще предстоит найти им замену.

Невозможно даже вообразить такую картину: Лань Ванцзи, само воплощение грации и изящества, неуклюже роняет чайный сервиз на пол! Вэй Усяню ужасно жаль, что он пропустил этот исторический момент.

Усаживаясь на подушку и скрещивая ноги, Лань Чжань заваривает свежую порцию чая лунцзин(1) и наливает его в единственную чашку. Листья, должно быть, свежие – у чая бледно-зеленый оттенок нефрита, а пар, поднимающийся с поверхности, имеет тонкий приятный аромат.

– Лань Чжань, мне впервые нравится, как пахнет чай в Облачных Глубинах! Быть Верховным Заклинателем и вправду нелегко, но, может, тебе все же стоит прикупить... о…

В этот момент Лань Чжань подносит чашку ко рту и наполовину выпивает ее содержимое.

Вэй Усянь ерзает на месте, прочищает горло.

– Ну ладно. Гм, мне все равно чай не нужен! Но пить я все же немножко хочу, так что, если у тебя есть Улыбка Императора, ну, ты понимаешь, чашка для этого мне не нужна…

Стук.

Лань Чжань ставит чашку на стол. Полупустую.

– Пей.

Вэй Усянь смотрит на него во все глаза. Лань Чжань не отводит взгляда и медленно моргает – глаза оттенка расплавленного золота на короткое мгновение исчезают за бледными веками, будто солнце за облаками, – и подвигает чашку еще ближе к нему.

– Ты сказал, что хочешь пить.

Вэй Усянь начинает слегка нервничать.

– Э-э, в смысле, я, конечно, хочу, но… Лань Чжань, тебе правда негде взять еще одну чашку? Неужели твой дядя настолько ненавидит гостей, что ему даже чашек для них жаль? Ай-й, можно было этого ожидать. Что бы ты там ни говорил, он наверняка по-прежнему бесится, когда я где-то рядом…

– Вэй Ин. Пей.

Вэй Усянь медленно сглатывает и придвигает к себе чашку. Она теплая от горячего чая, и когда он подносит ее к лицу, на краю виден едва заметный след губ. С другой стороны стола Лань Чжань смотрит на него странным, пристальным взглядом, и Вэй Усянь непроизвольно опускает глаза на его губы, всего на мгновение. Они мягкие, полные и слегка влажные от чая.

Эти губы только что касались чашки, которую он держит в руке.

Он хочет…

Это всего лишь чашка. Он чем он вообще думает?

Вэй Усянь запрокидывает голову и одним глотком осушает чашку, а когда снова смотрит на Лань Чжаня, тот как раз поднимает взгляд от его шеи, наверняка раздосадованный тем, что Вэй Усянь пьет дорогой зеленый чай как какое-то пойло.

– О! Очень… освежает! Чай приятный на вкус. – Вэй Усянь кашляет и облизывает губы.

Лань Чжань опускает глаза и выглядит… Довольным? Вэй Усянь не может распознать это выражение. Странно.

И снова он испытывает это странное, неприятное ощущение, будто упускает что-то важное, но прежде, чем успевает разобраться, что же это, Лань Чжань вновь наливает чай.

– Я рад, что тебе понравилось, – говорит он и вновь подвигает к нему полную чашку. – Расскажи о своем путешествии. Случилось ли что-нибудь интересное со времени твоего последнего письма?

Вэй Усянь оживляется, тут же забывая про все неприятные мысли.

– О! Послушай, Лань Чжань, ты не поверишь! На одном горном перевале, через который я шел, все кишело жуками…

 

– …и только я полез в сумку за талисманом, горячий источник выстрелил струю воды и подбросил нас вверх! Я полностью голый, Яблочко дрыгает копытами и орет дурниной…

Посреди оживленного рассказа Вэй Усяня об их с Яблочком путешествии из Аньхой в Гусу его перебивает вежливый стук в дверь Цзинши.

Утренние лучи солнца, падающие из окна, давно сменились ярким полуденным светом, а значит, пришло время обедать.

– Ваш обед, Ханьгуан-цзюнь, – раздается совсем юный голос.

Распахнув дверь, Вэй Усянь ожидает увидеть в лучшем случае три блюда. Скорей всего, это будут вареные грибы, свежая капуста и миска белого риса. Он знает, как ест Лань Чжань: не морщится даже от самой пресной пищи Облачных Глубин, но и не поглощает ее с аппетитом, свойственным самому Вэй Усяню. Наверное, это часть дисциплины клана Лань.

Однако вместо простой и безвкусной еды, которую он ожидал увидеть, его встречают три полных дымящихся подноса, на которых теснятся самые разные блюда – свежие ярко-зеленые овощи, очищенные розовые креветки, свинина, прослоенная сочным жиром, большая миска супа и многое другое. Честно говоря, количество и разнообразие, кажется, больше соответствует скромному банкету, чем простой трапезе на двоих.

– Лань Чжань! – восклицает Вэй Усянь, бросаясь навстречу одному из адептов, чтобы взять у него поднос. – Я знаю, что ты просил обед на двоих – ай-й, какой тяжелый, бедное дитя, как ты нес это всю дорогу с кухни, – ты действительно столько ешь на обед? Думаешь, мы со всем этим справимся?

– Вэй Ин голоден, – спокойно говорит Лань Чжань и ставит на стол два других подноса. – Ты должен иметь возможность есть все, что захочешь.

Вэй Усянь кашляет, чувствуя, как горят щеки.

– Ха, Лань Чжань, не говори такие вещи с таким серьезным лицом. Это... просто не надо. И вообще! Посмотри на стол, тут теперь нет места даже для лишней пары палочек.

Но тем не менее он помогает Лань Чжаню расставить блюда на столе, отдает пустые подносы ученику и закрывает за ним дверь.

Устроившись на подушке и поджав локти, чтобы не сбить тарелки с теперь уже переполненной столешницы, Вэй Усянь пододвигает свою тарелку дымящегося белого риса поближе и улыбается довольно и немного неловко.

– Спасибо за эту... обильную трапезу, Лань Чжань.

– Не благодари меня. Ешь, – с теплотой в голосе говорит Лань Чжань.

Вэй Усяня не нужно просить дважды – пусть ему неприятно это признавать, но желудок у него пуст и урчит с самого раннего утра, а красочное и ароматное зрелище на столе выглядит весьма соблазнительно.

Вэй Усянь ест, а Лань Чжань постепенно меняет местами тарелки, придвигая овощные блюда поближе к себе, а остальные – к нему.

– Ай, – шутит Вэй Усянь, хрустя коричневым ломтиком маринованного дайкона, – разве тарелки стоят в каком-то неправильном порядке? Лань Чжань, тебе тоже надо поесть!

– Поем, – говорит тот, отодвигая от него тушеные побеги бамбука и полупрозрачные обжаренные ростки маша и заменяя их тарелкой с мясом. – Вот. Попробуй.

– Свинина дунпо (2)! – не может удержаться от восторженного вскрика Вэй Усянь. – Лань Чжань, ты так хорошо меня знаешь!

Сочная свинина очень аппетитно блестит, и мясо практически тает во рту при первом же укусе. Вэй Усянь мычит от наслаждения, выливая еще ложку густого темного соуса на свой рис и продолжая круговой обход блюд на столе. Следующим удостаивается его внимания цзе лан (3), тушеные зеленые листья, посоленные и сбрызнутые кунжутным маслом – явно именно для него, а не для Лань Чжаня; затем креветки лунцзин нежно-розового цвета, приготовленные с крошечными ароматными чайными листьями.

Пока он ест, Лань Чжань снимает скорлупу с чайного яйца (4), обнажая гладкую коричнево-мраморную поверхность, и передает его Вэй Усяню.

– О, чайные яйца здесь действительно самые лучшие! – говорит Вэй Усянь, откусывая мягкое яйцо и прожевывая яркий желток. Он молчит недолго и добавляет: – Хотя можно было сделать и поострей.

Лань Чжань поднимается:

– У меня есть масло чили.

– Нет, сядь обратно, я просто пошутил! И вообще – ты хранишь масло чили в Цзинши? С каких пор оно тебе нужно?

– С тех пор, как ты вернулся, – просто отвечает Лань Чжань.

– Я... ты невероятен, Лань Чжань, сначала Улыбка Императора, а теперь и это, – торопливо говорит Вэй Усянь, возясь с палочками, и оглядывает стол, пытаясь скрыть неловкость. – О, рыбные шарики! Сто лет их не ел! Ой…

Как только он пытается вытащить один из белых рыбных шариков из прозрачного бульона, палочки разламывают нежную мякоть пополам.

– Вот же… почему их так сложно поймать…

Лань Чжань наклоняется вперед.

– Ты давишь слишком сильно. Вот, – говорит он и без труда вылавливает шарик, чтобы положить его в тарелку Вэй Усяня.

– А... спасибо.

Сбитый с толку, Вэй Усянь молча наблюдает, как Лань Чжань продолжает кусочек за кусочком накладывать разную еду ему в тарелку; к круглому рыбному шарику быстро присоединяются несколько розовых креветок, а затем – большой кусок жирной свинины дунпо.

Вэй Усянь не видел, чтобы сам Лань Чжань съел хоть кусочек чего-нибудь. Его рис, должно быть, уже совсем остыл. Вэй Усянь сглатывает внезапно сжавшимся горлом.

– Ох, Лань Чжань, – удается выдавить ему, – что бы я без тебя делал?

– Могу только догадываться, – отвечает Лань Чжань, не сводя глаз со второго рыбного шарика, который он держит между палочками. – К счастью, теперь я могу позаботиться о тебе.

– Ага, – шепчет Вэй Усянь. – Да. Наверно, можно и так сказать. – Затем он выпрямляется, жесткая улыбка растягивает его губы, и говорит немного громче: – Что ж, Лань Чжань, я ведь не останусь надолго! Уеду сегодня вечером, так что, надеюсь, не слишком сильно тебя побеспокою.

Палочки Лань Чжаня замирают в воздухе.

– Лань Чжань?

Нет ответа.

– Лань Чжань, капает.

Кажется, Лань Чжаню требуется огромное усилие – какое надо приложить, например, чтобы растопить ледник или разрушить гору, – чтобы отмереть и положить последний рыбный шарик в тарелку Вэй Усяня. Он осторожно кладет свои палочки на край тарелки.

В воздухе повисает напряжение, и Вэй Усянь застывает на своем месте.

– Мне любопытно, – говорит Лань Чжань, складывая руки на столе, – почему ты продолжаешь вести себя так, будто твое присутствие для меня обременительно.

– Ай, Лань Чжань...

Но тот не отступает:

– Ты правда веришь, что я так о тебе думаю?

– Нет, я знаю, что нет!

– Значит, тебе не нравится в Облачных Глубинах? Раньше ты говорил, что здесь слишком строгие правила и ты ни за что не стал бы здесь жить.

– Нет! – отчаянно протестует Вэй Усянь. – Мне было пятнадцать, и я был глуп, как ты вообще это запомнил?! Послушай, я просто не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством!

Выражение лица Лань Чжаня можно сравнить с далеким раскатом грома перед грозой. Он не зол, но кажется, готов сделать что-то страшное.

– Этого никогда не произойдет. Я полагал, что ты уже это понял.

– Ты ведь очень занят. Ты нужен миру заклинателей. Я знаю, что тебе некогда меня развлекать, когда у тебя столько работы. Я прекрасно путешествую в одиночку, зачем я тебе здесь?..

– Вэй Ин.

Вэй Усянь пристально смотрит на беспризорное рисовое зернышко на столе. Он больше не голоден.

– Возможно, я недостаточно ясно выразился, – смягчается голос Лань Чжаня. Он наклоняется вперед, и Вэй Усянь прислушивается к шороху его одежды. – Вэй Ин, я хочу, чтобы ты был здесь. Прошу, останься.

Сердце Вэй Усяня сжимается в груди.

– Ты не...

– Я знаю, что ты тоже не хочешь уезжать.

Откуда?

– Откуда? – говорит Вэй Усянь вслух.

– Ты сам мне сказал. В письме.

– О чем ты говоришь? Я не...

И тут на него огромной жуткой волной накатывает это ноющее чувство, которое беспокоило его весь день, и Вэй Усянь вспоминает, как кувшин за кувшином пил Улыбку Императора, обжигающую горло, заставляющую голову кружиться; как пьяные руки нащупывали застежки на сумке, беспорядочно рылись в поисках кисти; как он теребил последний лист бумаги, испачканный чернилами.

Последнее письмо, которое он не уничтожил, а по какой-то нелепой случайности отправил.

– Ох, – хрипит Вэй Усянь. – О Небо…

Не говоря ни слова, Лань Чжань поднимается на ноги и достает с низкой полки у дальней стены Цзинши резную шкатулку. Он возвращается с одним письмом.

Вэй Усянь вспотевшими ладонями берет лист бумаги. Это его почерк. Он лихорадочно просматривает страницу.

...мое сердце тоскует по тебе...

...на ободке остался бы след от прикосновения твоих губ...

Я скучаю по тебе. Я скучаю по тебе. Я скучаю по тебе.

Когда Вэй Усянь дочитывает до конца, ему кажется, что его сейчас вырвет. Все тело будто колют иглы унижения, а глаза начинает жечь. Он даже не может поднять голову, чтобы посмотреть на Лань Чжаня.

Тишина душит Вэй Усяня.

Лань Чжань вздыхает. А потом тихо говорит:

– Вансянь.

Вэй Усянь поднимает взгляд, и его отчаянные попытки провалиться сквозь землю внезапно уходят на второй план.

– Что?

Лань Чжань смотрит на него, а затем снова в сторону. Его уши слегка розовеют.

– Когда ты уходил, ты просил сказать название моей песни, когда мы снова встретимся. Так вот это оно. Вансянь.

– Но, – невольно хмурится Вэй Усянь, – ты написал эту песню, когда нам было пятнадцать. Почему ты…

– А как ты сам думаешь? – спрашивает Лань Чжань, глядя ему в глаза. – Послушай меня, Вэй Ин. Весь прошедший год я скучал по тебе. Я скучал по тебе шестнадцать лет до этого. А теперь ты ко мне вернулся. И все же почему-то думаешь, что будешь для меня обузой. Ты правда веришь, что быть Верховным Заклинателем для меня важнее, чем слушать собственное сердце?

– Лань Чжань, – выдыхает Вэй Усянь, – ты...

Лань Чжань наклоняется вперед, вытянув пальцы на столе, как будто хочет до него дотянуться.

– Останься, Вэй Ин. Пей из моей чашки. Потащи меня в Цайи, чтобы купить обед, положи голову мне на колени, пока я буду кормить кроликов, спи здесь, в Цзинши, в моей постели.

Лань Чжань замолкает, но затем продолжает говорить с такой уверенностью, будто рассуждает о пылающем в небе солнце или текущей реке, или о ветре, вместе с которым Вэй Усянь бродил по горам и равнинам, чтобы снова вернуться в безопасную колыбель Гусу:

– Я люблю тебя, Вэй Ин. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Так скажи мне, чего хочешь ты сам?

В тишине стук собственного сердца кажется Вэй Усяню оглушительным. За свои две жизни он не раз прыгал с высоты, и в этот момент ему кажется, что он стоит на краю утеса. Еще миг – и он полетит вниз, с бешеным биением крови в ушах и невозможностью вдохнуть.

Он встает на колени. И делает шаг вперед.

– Лань Чжань.

Еще шаг. Одежды волочатся по полу.

Последний шаг. Их колени теперь почти соприкасаются. Он поднимает голову и встречает взгляд Лань Чжаня, спокойно и терпеливо наблюдающего за ним.

Лань Чжаня, который вылавливает для него рыбные шарики из супа и чистит мраморные яйца просто потому, что может. Лань Чжаня, который хранит для него вино и масло чили в Цзинши, даже не предполагая, когда он может вернуться. Лань Чжаня, который хочет, чтобы он остался.

Вэй Усянь прыгает со скалы, зная, что его поймают.

– Кажется, – шепчет он дрожащими губами, – я хочу тебя поцеловать.

Затем он наклоняется вперед, обхватывает лицо Лань Чжаня руками и делает именно это.

Краткий миг ничего не происходит, и Вэй Усянь наслаждается ощущением губ Лань Чжаня – мягких, теплых и приоткрытых от удивления, – прежде чем тот внезапно притягивает его к груди, и они вместе падают на пол.

– Я люблю тебя, – со смехом говорит он прямо в губы Лань Чжаню, обхватив ногами его бедра. – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, оставь меня здесь навсегда…

Его нога цепляется за край стола; еда, чай и палочки падают на пол.

– Ай! Подожди, Лань Чжань, стол, такой беспорядок...

Лань Чжань расслабляет пальцы на бедре Вэй Усяня, бросает взгляд на их недавний обед, а затем отворачивается.

– Забудь про стол, – говорит он и нежно целует Вэй Усянь в подбородок.

– Но… Ой! Лань Чжань, – выдыхает Вэй Усянь, – чай льется мне на одежду! Она теперь мокрая!

– Хм, – задумчиво бормочет Лань Чжань. Он слегка отодвигается назад и смотрит на темнеющую ткань на плече Вэй Усяня, а затем опускает взгляд ниже. На его грудь, талию. И еще ниже. Золотистые глаза вспыхивают. – Тогда тебе следует ее снять.

С этими словами Лань Чжань снова притягивает его к себе и целует до тех пор, пока не заканчивается дыхание.

* * *

К тому времени, когда Вэй Усянь наконец снова падает на смятые простыни, солнце уже опускается к горизонту.

– М-м-м, – говорит он в мокрое от пота плечо Лань Чжаня. – Ты невероятный. Посмотри, что ты со мной сделал. Как мне теперь показаться на люди?

За свои жалобы он получает поцелуй в макушку.

– Смотрю. – Еще один поцелуй, и Лань Чжань скользит рукой по его спине, слегка надавливая на медленно багровеющий след от укуса. – И мне нравится.

Вэй Усянь собирает последние остатки сил, чтобы шлепнуть его по руке.

– Ты ненасытный зверь! Так меня измучил, что я сейчас засну и буду спать до завтрашнего вечера, Лань Чжань. И что ты тогда будешь делать?

– Обнимать тебя.

– Не говори так! – Вэй Усянь замолкает и трется горящей щекой о кожу Лань Чжаня. – Только обнимать и все?

– Еще приготовлю тебе ужин, когда ты проснешься.

– Правда? Лань Чжань. Милый мой. Ты же понимаешь, что теперь от меня так просто не отделаешься?

Тихий шелест простыней. Вэй Усянь чувствует, как Лань Чжань улыбается, прижимаясь губами к его растрепанным волосам, а затем говорит:

– Именно на это я и надеюсь.

Вэй Усянь удовлетворенно вздыхает и закрывает глаза.

– Хорошо. Давай потом позовем Сычжуя, хочу посмотреть, как он вырос.

– Да. – Лань Чжань осторожно притягивает его еще ближе. – Отдыхай, Вэй Ин. Я буду здесь.

Что-то сонно бормоча, Вэй Усянь позволяет наконец своим тяжелым векам опуститься. Нежась в закатных лучах солнца и теплых, крепких объятиях Лань Чжаня, он засыпает. Он, наконец, дома.

 

Notes:

И наконец добро пожаловать в Гусу, провинция Цзянсу!
Правда, я решила выбрать для этой главы кухню провинции Чжэцзян, потому что:
a) я девушка из провинции Чжэцзян и, следовательно, чрезвычайно предвзята;
b) кухня провинции Чжэцзян известна своей легкостью и мягкостью, с акцентом на свежесть, что, на мой взгляд, очень подходит клану Лань;
c) Гусу расположен в самой южной части провинции Цзянсу, которая граничит с северной окраиной Чжэцзяна... в общем, достаточно близко!

1. Чай лунцзин переводится как чай из колодца дракона.
2. Цзе лан также известна как китайская брокколи.
3. Свинина дунпо названа в честь Су Дунпо, древнего китайского поэта (и гурмана :) )
4. Чайное яйцо – способ приготовления яйца, когда его сначала варят, затем слегка разбивают скорлупу и снова варят в чае с соусом или специями. Также известно как мраморное яйцо, потому что трещины в скорлупе создают темные линии с мраморными узорами.